Под любым солнцем любого из миров есть такие места, где хочется остаться, сбросить груз забот как рюкзак с плеч, улечься на зеленую травку голым пузиком, чтоб ощутить живительную силу земли. Есть места, где опавшие осенью листья не доходят до земли и не лежат на ней мертвым грузом, а все кружатся, кружатся, кружатся, а затем улетают за дальние моря, куда-то далеко-далеко, куда и мы попадем. Есть такие места, где горячий асфальт пахнет черемухой и свежими опилками, а стекла небоскребов отражают только чистое небо - всегда, в любую погоду. Есть места, где лунный свет закручивается в спираль и остается висеть в воздухе, а дикие кошки катаются с него, как с горки, и поют под нос себе сонаты и cold jazz. Есть такие места…
Ветер с севера несет привкус одиночества, а с юга - тихого счастья. Ветер западный несет опьянение и страсть, а восточный - тягу к свободе. Ветер северо-западный несет прелые листья, юго-восточный - растаявший снег. Других сторон нет в нашем государстве.
Взгляни вверх, ты видишь там серебристые облака? Не видишь? И верно, нет их там. Наше небо всегда чисто, и на нем никогда не видно звезд. Лишь во вторую четверть пятого месяца черные тучи загромождают его, и тогда ливень вбивает годовую пыль в землю, очищает наши лица и дырявит наши крыши. Он идет семь дней, а затем еще шесть. На наших полях никогда ничего не растет.
Ты слышишь звуки наших песен? Не слышишь? И верно, мы не поем их. Мы редко выражаем свои чувства, мы понимаем друг друга по мимике и блеску глаз. У нас не бывает разных мнений.
Ты помнишь наши веселые игры? Не помнишь? И я не помню. Мы не играем ничем, даже словами. Мы воспринимаем, но не создаем. У нас не рождаются дети.
Смотри, вон следы на дороге. Не видишь? Нет там следов. Некому их оставлять. Нет у нас путешественников, писателей нет и поэтов. Нет ученых и правителей, нет рабочих и клоунов. Знаешь, кто мы? И я не знаю. Не стоит думать об этом.
Шесть морей окружают наше государство, шесть темных сгустков чуть соленой воды. Первое море омывает наши северные границы. Оно разъедает сахарные пески Северных побережий и греется на солнце, довольно мурлыча накатом волн, отчего его воды похожи на чай, так же там тепло и так же сладко. По нему никогда не плавал ни один Корабль, потому что противно.
Второе море приняло в себя Лазурные острова, оно на юге. Говорят, что если на самом южном острове залезть на самую высокую башню, то можно поймать ветер за крылья, а моряки с Островов, заплывавшие даже за горизонт, говорят, что там, далеко, лежат страшные и неведомые земли, где растет Желтый Цветок Калерии, и если он засохнет, то тогда-то и настанет конец нашему миру.
С западной стороны у нас есть два моря. В одно из них всегда ходят умирать старые серые киты, там все пронизано тоской и скорбью, там не бывает штормов, и чайки обходят его стороной. В другом море устраивают свои свадьбы летучие рыбы, в звездные ночи начала осени их чешуя светится как самые далекие солнца, так же тягуче и загадочно, и если смотреть на пляски этих рыбок с высоты птичьего полета, то можно понять истинный смысл вселенной. Волны этого моря порой подобны горам или огромным зверям, они ходят, будто живые, и разбиваются о берег не в смертных муках, но лишь в надежде показать береговым крысам красоты глубин. Говорят, именно в этом море до сих пор живет последний Морской дракон.
Последние моря - восточные, там клубится дым, будто вода горит, оттуда приходят к нам грозовые тучи. Если ты хочешь узнать, что говорит гроза перед ударом, тебе нужно на восточный берег. Там шальные смерчи пахтают воды в надежде добыть бессмертие, там черпают силу колдуны и бешеные псы. Именно оттуда начинаются все Пути, дороги и тропинки, там ты обретешь себя, если узнаешь собственное лицо, писанное маслом на ткани бесконечности. Этих морей тоже два, но кто скажет, почему?..
Небо над нашим государством сине-зеленое, иногда голубое, иногда красное, но никогда не бывает желтым или сиреневым. Мудрецы говорят, это важно.
Звезды в небе большие и малые, яркие и чуть видные, но нет ни одного созвездия. Астрономы говорят, это серьезно.
Луна появляется каждый вечер, но никогда не становится месяцем. Маги говорят, это странно.
Солнце ходит с востока на запад и с запада на восток, но никогда с севера на юг или с юга на север. Люди говорят, это нормально.
Ну, хоть что-то!
В нашем году двенадцать месяцев, но нам это не помогает. Мы мерзнем долгими зимними вечерами, глядучи в это омерзительно чистое, такое открытое небо, сжигая в кострах ненужные желания и ветви деревьев. Мы плаваем по ручьям и рекам в бумажных корабликах нашего мимолетного счастья, когда весна наша, черный смерч, дикий ливень, берет власть над нами в свои полные розовые руки. Мы прячемся в темных пещерах вещей и лени, прохладных глубоких пещерах, когда наше лето крушит надежды на будущее, сушит их и развешивает на верхушках деревьев и скал, когда птицы падают от горя, не видя цели полета, неба и даже своего гнезда в зыбкой летней дымке, в кипящем воздухе. Осенью мы снимаем наши надежды и отмываем их в реках со сладкой водой, от этого они у нас всегда мятые и липкие, всегда ненадежные. Но живые, это главное.
В нашем государстве есть чем поживиться проезжим грабителям, шулерам и обманщикам. Наша наивность вошла в легенды, мы следуем за каждым лидером, за каждым Крысоловом, наши ботинки все стоптаны от постоянных походов, наши карманы пусты и вывернуты, мы отдали последнее, чтобы хоть кто-нибудь сделал нам хорошо, хотя бы просто неплохо, потому что наши силы иссякли, наши глаза сухи, наши нервы смотаны в один большой клубок, зарытый в пустыне, чтобы, если нам вдруг все же понадобится чувствовать, достать его, грязный от песка, но не сгнивший, не стершийся, снова одеться в чувствительность как в рясу. Недавно, я слышал, нам опять обещали лучшую жизнь, за тем поворотом, главное - выйти вон из круга, а там все будет! Пойду, попробую…
Но иногда на некоторых нападает будто бы прозрение, тяжелое, как валун, осознание того, что есть все же какой-то другой путь, может, и не путь вовсе, но есть, потому что не может его не быть. Тогда мы останавливаемся вдруг резко, смотрим вверх, на звезды, на светло-темную бесконечность и однажды ночью, когда очередной пророк ведет толпу своих последователей мимо, мы….
Если встать на левую ногу через пять минут после того, как первая звезда сделала наше небо сине-зеленым из голубого, и закричать дикой выпью так, чтоб остальные звуки замерли в воздухе невидимыми струями, боясь и недоумевая, то можно ощутить, как тишина сливается с землей, становится единым целым со светом, запахом незабудок и обшарпанной скамейкой в парке. Только тогда можно понять, как это глупо: выпью выть, стоя на одной ножке, вечером поздно, когда всегда старая наша луна еще спит, еще кряхтит и стонет во сне. И как это страшно: выть выпью дикой ранней ночью, помирая от тоски и одиночества, от обломков чужих мыслей, застрявших в твоем сердце, остатков чьего-то забытого на стуле тщеславия, от вмятин в мягком воздухе, оставленных чужим внезапным вдохновением, стоять на левой ноге, в страхе ступить в темную лужу разлитой безвинной крови и гниющих отбросов чьей-то никчемной любви и забытой памяти, попасть случайно в грязные пятна, следы на ткани бытия, появившиеся там, где пренебрежение соприкасалось с беспамятством, а истина снимала свой балахон и голой танцевала на столе бессмысленного поиска. И как это прекрасно: пренебрегая приличиями и спокойствием стоять на одной ноге среди толпы одиноко бредущих, петь птицей среди невнятно бормочущих, просто знать, возвышаясь над пытающимися понять, просто видеть среди желающих прозреть, просто быть, среди могущих осуществиться.… О духи, скажите, зачем мы оставляем эти места, где все ходят за одним, а один ходит за многими, чтобы просто стоять и выть, выть и стоять, без смысла, без причины, без желания, без пространства и времени, без себя. Преждевременные мужчины ищут и находят припозднившихся женщин, юные и страстные видят за собственным носом только нос чужой, старые и мудрые скачут козлами, а козлы лежат под топорами на разделочных столах и думают: "Что ж, это тоже героизм своего рода…" - и блеют умоляюще, чтоб пораньше закончился этот героизм, надеясь лишь на возможную будущую славу. Сердце становится кровавой содрогающейся мышцей и зажимается в чьих-то руках одним лишь словом, прошептанным в романтическом угаре: "Люблю!", звезды, большие и малые, каждая по сотне раз подарена, каждая поименована и обозначена на картах, каждая давно уже если не снимается голой, то хотя бы появляется в рекламе. Беснующиеся толпы истово верят, что все так и есть, так и надо, так сообразно, так полезно, так обезжирено, так лучше и благодатнее. Все в едином порыве с собственной целостностью делают шаг вперед, шаг вон из круга, отчего круги становятся все шире и шире, все большую территорию захватывают они. И совсем мало места остается для тех, кто воет дикой выпью через пять минут после того, как загорелась первая звезда, тех, кто сидит на ступенях тишины, открывает двери травы, закручивает вечность в разноцветную спиральку и учит бегемотов плавать брассом. О духи, скажите, зачем стоим мы здесь, где все идут строго по курсу? Зачем руки наши раскрыты приглашающее, если все здесь готовы бороться и бороться до конца?
"Добрый день, вы попали в канцелярию великих духов, к сожалению ни одного из всесильных сейчас нет на месте, но вы можете ост…" - ну вот, и они куда-то пошли…
О духи, зачем же мы делаем это? Не для того ли мы сотрясаем воздух, чтоб призвать к себе внимание мира, стоим на одной ноге, чтоб потом прыгнуть вверх, застыть в небе тусклой звездочкой и отныне не идти сквозь мир, пробиваясь через снежные заносы непонимания и отпирая одну за другой двери восприятия, но пропускать мир сквозь себя? И сквозь кого, тогда, идем мы?
И может, когда-нибудь мы взлетим, расправим крылья, вперед и вверх, вверх, вверх, туда, где нечем дышать, потому что там нет нас, нас-без-крыльев, нас-жаждущих-есть-пить-дышать, нас, таких никому не нужных, зато, возможно, будем мы, просто мы, мы-звезды, мы-небо, мы-пустота. Великая пустота, без конца и края примет нас в свои теплые и любящие объятия, и мы в ней угаснем, растворимся к лучшей жизни. А если даже и нет, если там такие же мы, такие же круги людей, как на воде от брошенного камня, и даже если там ничего нет, а крылья наши расплавит солнце, то все равно, лучше разбиться, но летать, чем запнуться о кочку, заглядевшись на летающих в небесах, и сломать себе шею.